Скончался Морис Бежар. Он долго болел, из-за болезни не смог в прошлом году приехать со своей труппой на гастроли в Москву – врачи прописали балетмейстеру покой. Покой – слово, звучащее насмешкой над Бежаром. Он был, пожалуй, самым беспокойным и уж точно самым креативным балетмейстером прошлого столетия, ставил спектакли почти до самой кончины, работал в репетиционном зале, не вставая с инвалидного кресла.

Сказать о ком-то "живая легенда" – значит повториться в тысячный раз. Но если речь идет о Морисе Бежаре, в заезженных словах нет штампа. Переоценить его место и влияние в мировой хореографии невозможно. Две труппы Бежара – первая называлась "Балет ХХ века" и много лет существовала в Брюсселе, вторая по сей день работает в Лозанне – собирали лучших исполнителей Европы. Творческая связь Бежара с Хорхе Донном, одним из лучших танцовщиков мира, которого Бежар, можно сказать, сформировал и создал, дала импульс стольким выдающимся спектаклям, что многим хореографам и танцовщикам этого хватило бы на пару жизней.

Бежар всегда был непредсказуем, соединяя в единое целое танец, слово и пышную, почти барочную театрализацию действия. И каждый раз зрители изумлялись результату: он мог быть феерическим и торжественным, а мог неожиданно поразить глубоким психологизмом и тончайшей лирикой. Сын марсельского профессора философии, Бежар и сам был философом. И еще культурологом, вместо монографий ставящим балеты, в которых культуры всех народов и континентов собирались на дружеские беседы.

Он размышлял танцем о матери Терезе и Фредди Меркури. В балете о Меркури "Дом священника" Бежар всегда выходил на сцену со своими артистами и под звуки песни "Шоу должно продолжаться", вскинув кулак вверх, из глубины сцены наступал на публику...

Он сделал для балета необычайно много. Прежде всего – очистил это искусство от увлечения пассеизмом, создал балету репутацию современного искусства, умеющего говорить с человеком наших дней на адекватном языке. Ощущая балет как непрерывную эволюцию – от классического танца к модерну, от модерна – к чему-нибудь еще, новому и неизведанному, Бежар избавил классический танец от ощущения неполноценности существования рядом с "актуальным" искусством, процветавшим в современной живописи или архитектуре.

Эстетических запретов для мастера не существовало, как и "небалетных" тем. В его версии "Щелкунчика" действовали персонажи из детства Бежара вплоть до любимой карусели и любимого кота. Он вообще до конца дней оставался большим ребенком, несмотря на вполне взрослые особенности существования в профессии и в личной жизни (Бежар в зрелом возрасте принял ислам шиитского толка и был, о чем он сам откровенно пишет в воспоминаниях, гомосексуалистом). Только Бежар – с его мифологическим и эпическим мышлением – мог перевести в танец многочасовую эпопею по Вагнеру, оттанцевать все "Кольцо нибелунгов". Только Бежар, умеющий быть и чрезвычайно деликатным, камерным, сумел поставить интимнейший балет "Пиано-бар" для позднего Михаила Барышникова – воспоминание великого танцовщика о женщине, которую он любил...

Он учился у русских балетных педагогов, ему ставили ноги примы-эмигрантки, балерины Императорских театров Любовь Егорова и Ольга Преображенская. Бежар необычайно гордился тем, что великий "русский француз", хореограф Мариус Петипа, родоначальник почти всех классических балетов, идущих сегодня в Большом и Мариинском театре, тоже был из Марселя...

На прошлой неделе Морис Бежар уже во второй раз за последний месяц был госпитализирован с заболеванием сердца и почек. В ночь на четверг в возрасте 80 лет он скончался.

Среди последних работ мастера – балет посвященный 10-летию со дня смерти Джанни Версаче и балет "Вокруг света в восемьдесят минут", премьера которого намечена на 20 декабря.